Итоги года: ликвидация армянской оппозиции, «ЭлектрикYerevan», референдум и атмосфера социального негативизма — интервью
Interview
Уходящий 2015 год был весьма богат на политические события в Армении. Год начался с жесткого противостояния оппозиционного триумвирата («Процветающая Армения» (ППА), «Армянский национальный конгресс» (АНК) и «Наследие») и властей, которое завершилось разгромом ППА и уходом с политической сцены ее лидера, крупного бизнесмена Гагика Царукяна. После развала оппозиции вялую политическую атмосферу страны оживили протестные акции молодежи в Ереване и в других крупных городах страны против решения властей о повышения тарифов на электроэнергию. Несколько тысяч человек больше двух недель держали перекрытым центральный проспект Еревана — улицу Баграмяна, где расположены парламент, Конституционный суд и президентский дворец. Это вынудило власти пойти на определенные уступки.
На конец года пришелся референдум по инициированным президентом страны конституционным реформам — он прошел 6 декабря. Несмотря на вопросы и сомнения среди значительной части населения, власти, ссылаясь на официальные итоги, утверждают, что референдум состоялся, и армянское общество одобрило конституционные реформы, в частности, переход с действующей полупрезидентской системы к парламентской форме правления. Во всех трех случаях, считает политолог, директор Института Кавказа Александр Искандарян, властям удалось справиться с поставленной перед собой задачей. Они ликвидировали оппозицию, справились с протестной волной в центре Еревана против повышения энерготарифов и провели желанные конституционные реформы.
«Однако проблемы не исчезли, социально-политическое недовольство граждан только углубилось. Люди глубоко разочарованы в политической системе в целом, ее рейтинг находится на рекордно низком уровне. Это очень опасная ситуация для страны. Когда нет канала, в виде оппозиции, для выражения политического недовольства, это в какой-то момент может взорвать ситуацию», — отмечает эксперт, который в интервью EADaily подробно обрисовал сложившуюся политическую ситуацию с его опасностями.
-Г-н Искандарян, как вы бы охарактеризовали уходящий 2015 год в плане политики? Какие наиболее яркие политические события произошли, какой след они оставили?
-В этом году оппозиция как явление в армянской политике было ликвидировано. Это был процесс, и он продолжался несколько лет через серии выборов, в которых правящая Республиканская партия Армения (РПА) побеждала с большими или меньшими усилиями. В феврале текущего года была фактически ликвидирована единственная возможность кристаллизации или зарождения оппозиционной реальности. Если говорить более мягко, оппозиция в результате жесткого противостояния с властью (точнее с президентом Сержем Саргсяном), была резко ослаблена и лишена возможности влиять на политические процессы. С политической сцены ушел лидер «Процветающей Армении», крупный бизнесмен Гагик Царукян, который в тот момент консолидировал вокруг себя многих оппозиционеров. В настоящее время, формально оппозиция у нас есть, эти партии существуют, они представлены в парламенте, но ни одна из них не в силах выступать против власти серьезно. Именно сюда ведут корни истерических явлений в армянской политике, которые можно часто наблюдать. Либо же небольшие общественные группы, недовольные властью выходят на улицы и перекрывают проспекты. Это индикатор отсутствия серьезной политической оппозиции, которой на самом деле не нужно перекрывать улицы, чтобы ее услышали. К ней и так привлечено внимание, с ней и так считаются.
-Феномен протестов против повышения энерготарифов, получивший название «ЭлектрикЕреван», укладывается в эту логику?
-Да, и здесь ничего нового не произошло, в Армении и раньше такое бывало — акции против эксплуатации Техутского месторождения, возведения киосков в парке центре Еревана, подорожания тарифов на общественный транспорт или проведения пенсионной реформы. Это акции протеста по экономическим, гражданским и социальным проблемам, в целом выливающиеся в феномен зарождения левой риторики. В этих акциях почти всегда участвует одна и та же социальная прослойка. Есть определенное социальное ядро, которое кочует с одних типов митингов на другие. Но чрезвычайно интересным было другое: во время протестов против подорожания тарифов на электроэнергию на митинги пришли политики. Это были оппозиционеры, которые фактически сказали: «А давайте, ребята, мы вас возглавим, или встанем рядом, поможем…». И ответ, если переводить с политического на общечеловеческий язык, был: «А пошли-ка вы…». Причина в том, что если приходят политики, количество людей уменьшается, а не увеличивается. В Армении рейтинг политических партий настолько низок, что каким-то мальчикам и девочкам собрать людей легче, чем это делают политики. Уже нельзя говорить, что народ не доверяет власти. Народ не доверяет и оппозиции, то есть всей политической системе вообще.
-Делигитимация политической системы в целом, когда люди не связывают надежды ни с оппозицией, ни с властью — не создает ли это опасную ситуацию?
-Да, это опасно, поскольку всегда могут быть какие-то выплески. Действительно, социальный пессимизм очень широк, что приводит к тому, что люди либо все игнорируют, так как не видят перспективы, либо склоняются к революционным изменениям. Второй тип настроений уже дал о себе знать, вспомним бунт Шанта Арутюняна (политик с радикальными взглядами) и его соратников в центре Еревана. Это был чистой воды выплеск ненависти, практически иррациональной по своей сути. Далее — был запланирован террористический акт, который несколько недель назад предотвратили, а организаторов арестовали. У меня мало информации, чтобы об этом судить, но само явление интересное. Нашлись несколько десятков человек, которые решили, что проблемы можно решать вот таким образом. В этой логике («к власти пришли просто „плохие ребята“ и их нужно изгнать») и возникают такие настроения. Но какую проблему в Армении можно решить стрельбой? Можно ли таким образом решить проблему монополий, сочетания бизнеса и политики, притока и распределения крупного капитала из других стран? Естественно, нет, поскольку цены не на улице формируются. Сложно представить ситуацию, при которой, например, повышают тарифы на транспорт и электроэнергию, а мы выходим на улицу и повышение отменяется. Ну, нельзя так управлять государством. Государственное управление — каждодневная, рутинная, довольно противная и тяжелая работа. Если не получается ее делать, тогда все упирается в человека, в отдельные личности. Но сменой личностей, людей, даже путем стрельбы и революций ничего не добьешься. Один раз попробовали в 1999 году (речь идет о расстреле террористами в парламенте спикера, премьер-министра и их соратников — ред.), но лучше как-то не стало. На самом деле проблема не в личностях, не в персонах, а в отсутствии механизмов решения этих задач.
-Как на эту ситуацию реагируют власти? Они адекватны?
-Власти, как и оппозиция, весьма неэффективно реагируют на общественные чаяния. Власть, на мой взгляд, не ощущает сложности социального негативизма и отторжения. Они, конечно, это чувствуют, поскольку попросту живут в Ереване. Но они и привыкли жить в этих условиях, а именно — в условиях слабой легитимности. Это продолжается с 1992 года. Они привыкли ощущать не свою силу, а слабость оппозиции. Власть думает, что если удалось справиться с «Процветающей Арменией» или с бастующей против повышения цен на электроэнергию молодежью, значит «мы победили и справились с поставленной задачей». Но это ведь неправда, поскольку проблема социального негативизма никуда не исчезла. Дело тут не в ППА или в ценах на электричество, а в поляризации общества, наличии радикальной риторики, в людях, которые все дальше отторгаются от политической системы. Эта проблема никуда не исчезает, и решить ее техническими методами невозможно. Почему власти идут по пути именно малоэффективных технических методов? Потому что так проще. С ППА или другими силами нужно договариваться, что сложно, поскольку власть предлагает мало, а они требуют больше. Это сложный процесс. В связи с этим легче «шарахнуть» дубиной по голове, после чего договариваться не нужно, и существование власти становится комфортным. Так думают эти люди.
В результате сложилась ситуация, что оппозиция вместо реальной политики устраивает истерики в парламенте, а власти на это никак не реагируют, поскольку их оппоненты не в силах влиять на политические процессы. Кроме того, людям, называющим себя оппозицией, это тоже выгодно, поскольку создание действующих оппозиционных механизмов — тоже серьезная, тяжелая, рутинная работа. А так можно сидеть, ничего не делать и вечно разглагольствовать, что все плохие, выступать с заявлениями и продолжать существовать в этой роли.
-В настоящее время, некоторые политики из стана оппозиции, можно сказать, признали эту реальность и начали создание оппозиционных сил с позитивной политической программой, готовятся к выборам 2017 года. Они заявляют, что желают создать постоянно работающие во всех крупных городах и селах страны оппозиционные силы. Можно из этого сделать вывод, что в Армении появляются зачатки серьезной, системной оппозиции?
-Нет, нельзя делать такой вывод. Я политолог, и словам политиков я не приучен верить. Слова должны подтверждаться целой кучей индикаторов, которых я не вижу. Теоретически, отрицать на ходу ничего нельзя, это все нельзя отрицать, но не говорить надо, а делать. Политики должны работать и делать это кропотливо. В свою очередь, это предполагает изменение политической культуры, и для этого требуется много времени. Строительство серьезной политической силы длится годы, если не десятилетия. Это нельзя сделать месяцев за 12. Элементарно — нужно выходить на провинцию, быть представленным в различных крупных и мелких городах, селах, и не просто иметь там представительство, а чтобы данную политическую силу представлял в конкретном селе авторитетный человек, который мог бы тягаться на выборах с главой местной общины. Сейчас же армянская политика ограничивается площадью Свободы в центре Еревана и малым пространством вокруг нее. Кроме того, помимо человеческой и партийной базы необходимо создавать и базу финансовую.
-Именно на отсутствии финансов делают упор оппозиционные силы. Они отмечают, что отсутствие финансов не позволяет их быть нормально представленным во всех городах и селах. Как известно в Армении крупный бизнес срощен с властью и он не склонен работать с оппозицией.
-Я с этим не согласен. Когда появятся люди и программа, деньги сами придут. Это устроено наоборот. Ты делаешь свою работу, и начинает приходить поддержка от журналистов, людей с улицы и бизнесменов. А предприниматель мыслит категориями бизнеса. Когда он чует, что есть серьезная сила, на которую имеет смысл делать ставку, он ее делает. Скажите, пожалуйста, зачем делать ставку на тех людей, которые сейчас у нас называют себя оппозицией? Никаких перспектив, связанных с ними, нет. Когда появятся серьезные люди, с позитивной программой, с намерением создавать систему, и которые не говорят, что одних дядей нужно менять на других, во что никто не верит уже, тогда к ним придет много чего, в том числе и деньги.
-Давайте затронем тему референдума по новой Конституции. Что мы имеем после 6 декабря?
-Безумно интересную вещь. Это делигитимация системы выборов как таковой. Этот процесс начался давно, но сейчас весьма углубился. Если бы даже правительство вместо новой Конституции предложило принять таблицу умножения, было бы то же самое. Для общества это был повод сказать властям «Нет». Говорить о фальсификациях в ходе голосования мне совершенно не интересно, так что давайте к сути. В Японии конституция принималась в 1947 году, ее писали американские военные на английском языке, а потом текст переводили на японский. До сих пор ни одна буква в этом документе не изменилась.
Какая разница, о чем думал Кромвель, который создавал ту систему свода законов, которым сейчас (без Конституции) управляется Великобритания? Да и далеко уходить не нужно: у нас в Армении Конституция принималась в 1995 году, чтобы президент Левон Тер-Петросян спокойно избрался и досидел свой второй срок. И где он сейчас? Второй раз конституционные реформы принимались, чтобы второй президент Роберт Кочарян в полупрезидентской системе, контролируя часть парламента при слабом президенте смог влиять на политику. И где он сейчас? В этом плане намерения политиков не столь важны.
Утверждения, что заложенные в Конституции новые правила игры устроены так, чтобы оппозиция не смогла победить на выборах, неверны. Чтобы победить на выборах, необходимо набрать 50%+1 голос избирателей. Это было тогда, это есть сейчас. Покажите мне в Армении какую-нибудь оппозиционную политическую силу, которая может взять 50%+1 голос, тогда поговорим. С другой стороны риторика властей, твердящих, что новая система создается с целью нарастить вес оппозиции и создавать эффективные противовесы, тоже неправда, так же как и неправдивы заявления о том, что новая система нацелена на закрепление власти РПА. Что-то я не вижу, чтобы Алиев, Назарбаев, Бердымухамедов или Путин перешли к парламентской системе, чтобы укрепить свою власть. Они что, все не хотят закреплять свою власть? С другой стороны, всего в пяти странах бывшего СССР, не считая Прибалтику, есть публичная политика. Это Украина, Молдавия, Киргизия, Грузия и Армения, тут есть тренд на переход к парламентской системе правления. В остальных семи ничего подобного не происходит.
-Ну, нельзя же сказать, что президент Серж Саргсян решил инициировать конституционные реформы на основе этого тренда,.
-Нет, конечно, но это было обусловлено также рядом факторов. Во-первых, после решения Армении вступить в Евразийский экономический союз власти постарались показать европейцам, что верны реформам и идут в этом направлении. Во-вторых, в правящей Республиканской партии Армении (РПА) уверены, что в любом случае победят на выборах — тогда почему бы этого не делать? Также принято думать, что парламентская система более европейская или демократичная. Но это же неправда, поскольку в Европе есть страны с разными типами систем госуправления, но они вполне себе демократичные. На самом деле проблема в другом. Реформа — это сосуд, стакан, которую нужно заполнить вином. Вино — это развитая партийная система, чего в Армении нет. Пока эти партии не появятся, реформа не будет работать, ничего не изменится и форма не запомнится содержанием. Будет то же самое, просто объектом ненависти будет не президент, а премьер-министр.
-Понятие «формирование устойчивого большинства» в парламенте заложено в Конституции для стабильности системы?
-Да, конечно. Опыт парламентских систем показывает, что существует риск смены правительства каждые полгода. Разные страны по-разному себя страхуют от этого риска. В Армении взяли фактически итальянский вариант. Власти уверены, что они могут вечно контролировать выборы и победить на них. Тогда почему бы не сделать так, чтобы власть была стабильной, и ей не требовалось формировать коалицию.
-Партия власти в Армении не монолитна, она состоит из различных и часто жестко конкурирующих между собой политических и экономических групп. Когда есть сильная оппозиция, эти группы консолидируются, а когда оппозиции нет, и соответственно нет риска потери власти, они борются между собой за сегменты влияния. Как думаете, отсутствие оппозиции может стать детонатором сильных брожений внутри РПА, которые привели бы к ее расколу?
-Конкуренция между различными группами внутри партии власти существует давно. Это естественно в таких условиях. Было бы странно, если бы этого не происходило сейчас. Этот процесс будет продолжаться, но не думаю, что приведет буквальному расколу партии. Даже при существовании жесткой конкуренции нынешняя система для них более выгодна, чем ее развал. Если этот баланс сместится, развал системы произойдет. Такие конструкции могут существовать довольно долго. Они в политологии называются «системы 1955 года» — отсылка к Японии с ее Либерально-демократической партией того периода, которая существовала десятки лет. Власть при слабости оппозиции может существовать довольно долго. Другое дело, что у нас слаба не только оппозиция, хромает легитимность всей политической системы. Ситуация в Японии была чрезвычайно похожа на армянскую с ее олигархами, но при легитимности партийной системы. В Мексике система существовала при низкой легитимности, поэтому ее работа часто срывалась. Посмотрим, как будет в Армении.
Если у общества нет каналов для трансформации социально-политической энергии, если они ликвидированы, тогда будут возникать постоянные бурления. Они могут проявляться самим различным образом — от всевозможных митингов и блокирования проспектов до стрельбы. В разных странах это бывало по-разному. Чтобы это бурление вводить в какие-то рамки, нужно либо периодически выпускать пар, либо добиваться долгого, существенного экономического роста, или же создавать партии, которые смогли бы канализировать это недовольство. В противном случае люди все время будут искать механизмы влиять на политиков боковыми ударами — приостановками реформ, выходами на улицы, блокированием проспектов, голодовками — вплоть до стрельбы. Умная власть должна была не то чтобы способствовать развалу оппозиции, а соломку подстелить. Однако в Армении решили пойти по другому пути.
Беседовал Аршалуйс Мгдесян
На конец года пришелся референдум по инициированным президентом страны конституционным реформам — он прошел 6 декабря. Несмотря на вопросы и сомнения среди значительной части населения, власти, ссылаясь на официальные итоги, утверждают, что референдум состоялся, и армянское общество одобрило конституционные реформы, в частности, переход с действующей полупрезидентской системы к парламентской форме правления. Во всех трех случаях, считает политолог, директор Института Кавказа Александр Искандарян, властям удалось справиться с поставленной перед собой задачей. Они ликвидировали оппозицию, справились с протестной волной в центре Еревана против повышения энерготарифов и провели желанные конституционные реформы.
«Однако проблемы не исчезли, социально-политическое недовольство граждан только углубилось. Люди глубоко разочарованы в политической системе в целом, ее рейтинг находится на рекордно низком уровне. Это очень опасная ситуация для страны. Когда нет канала, в виде оппозиции, для выражения политического недовольства, это в какой-то момент может взорвать ситуацию», — отмечает эксперт, который в интервью EADaily подробно обрисовал сложившуюся политическую ситуацию с его опасностями.
-Г-н Искандарян, как вы бы охарактеризовали уходящий 2015 год в плане политики? Какие наиболее яркие политические события произошли, какой след они оставили?
-В этом году оппозиция как явление в армянской политике было ликвидировано. Это был процесс, и он продолжался несколько лет через серии выборов, в которых правящая Республиканская партия Армения (РПА) побеждала с большими или меньшими усилиями. В феврале текущего года была фактически ликвидирована единственная возможность кристаллизации или зарождения оппозиционной реальности. Если говорить более мягко, оппозиция в результате жесткого противостояния с властью (точнее с президентом Сержем Саргсяном), была резко ослаблена и лишена возможности влиять на политические процессы. С политической сцены ушел лидер «Процветающей Армении», крупный бизнесмен Гагик Царукян, который в тот момент консолидировал вокруг себя многих оппозиционеров. В настоящее время, формально оппозиция у нас есть, эти партии существуют, они представлены в парламенте, но ни одна из них не в силах выступать против власти серьезно. Именно сюда ведут корни истерических явлений в армянской политике, которые можно часто наблюдать. Либо же небольшие общественные группы, недовольные властью выходят на улицы и перекрывают проспекты. Это индикатор отсутствия серьезной политической оппозиции, которой на самом деле не нужно перекрывать улицы, чтобы ее услышали. К ней и так привлечено внимание, с ней и так считаются.
-Феномен протестов против повышения энерготарифов, получивший название «ЭлектрикЕреван», укладывается в эту логику?
-Да, и здесь ничего нового не произошло, в Армении и раньше такое бывало — акции против эксплуатации Техутского месторождения, возведения киосков в парке центре Еревана, подорожания тарифов на общественный транспорт или проведения пенсионной реформы. Это акции протеста по экономическим, гражданским и социальным проблемам, в целом выливающиеся в феномен зарождения левой риторики. В этих акциях почти всегда участвует одна и та же социальная прослойка. Есть определенное социальное ядро, которое кочует с одних типов митингов на другие. Но чрезвычайно интересным было другое: во время протестов против подорожания тарифов на электроэнергию на митинги пришли политики. Это были оппозиционеры, которые фактически сказали: «А давайте, ребята, мы вас возглавим, или встанем рядом, поможем…». И ответ, если переводить с политического на общечеловеческий язык, был: «А пошли-ка вы…». Причина в том, что если приходят политики, количество людей уменьшается, а не увеличивается. В Армении рейтинг политических партий настолько низок, что каким-то мальчикам и девочкам собрать людей легче, чем это делают политики. Уже нельзя говорить, что народ не доверяет власти. Народ не доверяет и оппозиции, то есть всей политической системе вообще.
-Делигитимация политической системы в целом, когда люди не связывают надежды ни с оппозицией, ни с властью — не создает ли это опасную ситуацию?
-Да, это опасно, поскольку всегда могут быть какие-то выплески. Действительно, социальный пессимизм очень широк, что приводит к тому, что люди либо все игнорируют, так как не видят перспективы, либо склоняются к революционным изменениям. Второй тип настроений уже дал о себе знать, вспомним бунт Шанта Арутюняна (политик с радикальными взглядами) и его соратников в центре Еревана. Это был чистой воды выплеск ненависти, практически иррациональной по своей сути. Далее — был запланирован террористический акт, который несколько недель назад предотвратили, а организаторов арестовали. У меня мало информации, чтобы об этом судить, но само явление интересное. Нашлись несколько десятков человек, которые решили, что проблемы можно решать вот таким образом. В этой логике («к власти пришли просто „плохие ребята“ и их нужно изгнать») и возникают такие настроения. Но какую проблему в Армении можно решить стрельбой? Можно ли таким образом решить проблему монополий, сочетания бизнеса и политики, притока и распределения крупного капитала из других стран? Естественно, нет, поскольку цены не на улице формируются. Сложно представить ситуацию, при которой, например, повышают тарифы на транспорт и электроэнергию, а мы выходим на улицу и повышение отменяется. Ну, нельзя так управлять государством. Государственное управление — каждодневная, рутинная, довольно противная и тяжелая работа. Если не получается ее делать, тогда все упирается в человека, в отдельные личности. Но сменой личностей, людей, даже путем стрельбы и революций ничего не добьешься. Один раз попробовали в 1999 году (речь идет о расстреле террористами в парламенте спикера, премьер-министра и их соратников — ред.), но лучше как-то не стало. На самом деле проблема не в личностях, не в персонах, а в отсутствии механизмов решения этих задач.
-Как на эту ситуацию реагируют власти? Они адекватны?
-Власти, как и оппозиция, весьма неэффективно реагируют на общественные чаяния. Власть, на мой взгляд, не ощущает сложности социального негативизма и отторжения. Они, конечно, это чувствуют, поскольку попросту живут в Ереване. Но они и привыкли жить в этих условиях, а именно — в условиях слабой легитимности. Это продолжается с 1992 года. Они привыкли ощущать не свою силу, а слабость оппозиции. Власть думает, что если удалось справиться с «Процветающей Арменией» или с бастующей против повышения цен на электроэнергию молодежью, значит «мы победили и справились с поставленной задачей». Но это ведь неправда, поскольку проблема социального негативизма никуда не исчезла. Дело тут не в ППА или в ценах на электричество, а в поляризации общества, наличии радикальной риторики, в людях, которые все дальше отторгаются от политической системы. Эта проблема никуда не исчезает, и решить ее техническими методами невозможно. Почему власти идут по пути именно малоэффективных технических методов? Потому что так проще. С ППА или другими силами нужно договариваться, что сложно, поскольку власть предлагает мало, а они требуют больше. Это сложный процесс. В связи с этим легче «шарахнуть» дубиной по голове, после чего договариваться не нужно, и существование власти становится комфортным. Так думают эти люди.
В результате сложилась ситуация, что оппозиция вместо реальной политики устраивает истерики в парламенте, а власти на это никак не реагируют, поскольку их оппоненты не в силах влиять на политические процессы. Кроме того, людям, называющим себя оппозицией, это тоже выгодно, поскольку создание действующих оппозиционных механизмов — тоже серьезная, тяжелая, рутинная работа. А так можно сидеть, ничего не делать и вечно разглагольствовать, что все плохие, выступать с заявлениями и продолжать существовать в этой роли.
-В настоящее время, некоторые политики из стана оппозиции, можно сказать, признали эту реальность и начали создание оппозиционных сил с позитивной политической программой, готовятся к выборам 2017 года. Они заявляют, что желают создать постоянно работающие во всех крупных городах и селах страны оппозиционные силы. Можно из этого сделать вывод, что в Армении появляются зачатки серьезной, системной оппозиции?
-Нет, нельзя делать такой вывод. Я политолог, и словам политиков я не приучен верить. Слова должны подтверждаться целой кучей индикаторов, которых я не вижу. Теоретически, отрицать на ходу ничего нельзя, это все нельзя отрицать, но не говорить надо, а делать. Политики должны работать и делать это кропотливо. В свою очередь, это предполагает изменение политической культуры, и для этого требуется много времени. Строительство серьезной политической силы длится годы, если не десятилетия. Это нельзя сделать месяцев за 12. Элементарно — нужно выходить на провинцию, быть представленным в различных крупных и мелких городах, селах, и не просто иметь там представительство, а чтобы данную политическую силу представлял в конкретном селе авторитетный человек, который мог бы тягаться на выборах с главой местной общины. Сейчас же армянская политика ограничивается площадью Свободы в центре Еревана и малым пространством вокруг нее. Кроме того, помимо человеческой и партийной базы необходимо создавать и базу финансовую.
-Именно на отсутствии финансов делают упор оппозиционные силы. Они отмечают, что отсутствие финансов не позволяет их быть нормально представленным во всех городах и селах. Как известно в Армении крупный бизнес срощен с властью и он не склонен работать с оппозицией.
-Я с этим не согласен. Когда появятся люди и программа, деньги сами придут. Это устроено наоборот. Ты делаешь свою работу, и начинает приходить поддержка от журналистов, людей с улицы и бизнесменов. А предприниматель мыслит категориями бизнеса. Когда он чует, что есть серьезная сила, на которую имеет смысл делать ставку, он ее делает. Скажите, пожалуйста, зачем делать ставку на тех людей, которые сейчас у нас называют себя оппозицией? Никаких перспектив, связанных с ними, нет. Когда появятся серьезные люди, с позитивной программой, с намерением создавать систему, и которые не говорят, что одних дядей нужно менять на других, во что никто не верит уже, тогда к ним придет много чего, в том числе и деньги.
-Давайте затронем тему референдума по новой Конституции. Что мы имеем после 6 декабря?
-Безумно интересную вещь. Это делигитимация системы выборов как таковой. Этот процесс начался давно, но сейчас весьма углубился. Если бы даже правительство вместо новой Конституции предложило принять таблицу умножения, было бы то же самое. Для общества это был повод сказать властям «Нет». Говорить о фальсификациях в ходе голосования мне совершенно не интересно, так что давайте к сути. В Японии конституция принималась в 1947 году, ее писали американские военные на английском языке, а потом текст переводили на японский. До сих пор ни одна буква в этом документе не изменилась.
Какая разница, о чем думал Кромвель, который создавал ту систему свода законов, которым сейчас (без Конституции) управляется Великобритания? Да и далеко уходить не нужно: у нас в Армении Конституция принималась в 1995 году, чтобы президент Левон Тер-Петросян спокойно избрался и досидел свой второй срок. И где он сейчас? Второй раз конституционные реформы принимались, чтобы второй президент Роберт Кочарян в полупрезидентской системе, контролируя часть парламента при слабом президенте смог влиять на политику. И где он сейчас? В этом плане намерения политиков не столь важны.
Утверждения, что заложенные в Конституции новые правила игры устроены так, чтобы оппозиция не смогла победить на выборах, неверны. Чтобы победить на выборах, необходимо набрать 50%+1 голос избирателей. Это было тогда, это есть сейчас. Покажите мне в Армении какую-нибудь оппозиционную политическую силу, которая может взять 50%+1 голос, тогда поговорим. С другой стороны риторика властей, твердящих, что новая система создается с целью нарастить вес оппозиции и создавать эффективные противовесы, тоже неправда, так же как и неправдивы заявления о том, что новая система нацелена на закрепление власти РПА. Что-то я не вижу, чтобы Алиев, Назарбаев, Бердымухамедов или Путин перешли к парламентской системе, чтобы укрепить свою власть. Они что, все не хотят закреплять свою власть? С другой стороны, всего в пяти странах бывшего СССР, не считая Прибалтику, есть публичная политика. Это Украина, Молдавия, Киргизия, Грузия и Армения, тут есть тренд на переход к парламентской системе правления. В остальных семи ничего подобного не происходит.
-Ну, нельзя же сказать, что президент Серж Саргсян решил инициировать конституционные реформы на основе этого тренда,.
-Нет, конечно, но это было обусловлено также рядом факторов. Во-первых, после решения Армении вступить в Евразийский экономический союз власти постарались показать европейцам, что верны реформам и идут в этом направлении. Во-вторых, в правящей Республиканской партии Армении (РПА) уверены, что в любом случае победят на выборах — тогда почему бы этого не делать? Также принято думать, что парламентская система более европейская или демократичная. Но это же неправда, поскольку в Европе есть страны с разными типами систем госуправления, но они вполне себе демократичные. На самом деле проблема в другом. Реформа — это сосуд, стакан, которую нужно заполнить вином. Вино — это развитая партийная система, чего в Армении нет. Пока эти партии не появятся, реформа не будет работать, ничего не изменится и форма не запомнится содержанием. Будет то же самое, просто объектом ненависти будет не президент, а премьер-министр.
-Понятие «формирование устойчивого большинства» в парламенте заложено в Конституции для стабильности системы?
-Да, конечно. Опыт парламентских систем показывает, что существует риск смены правительства каждые полгода. Разные страны по-разному себя страхуют от этого риска. В Армении взяли фактически итальянский вариант. Власти уверены, что они могут вечно контролировать выборы и победить на них. Тогда почему бы не сделать так, чтобы власть была стабильной, и ей не требовалось формировать коалицию.
-Партия власти в Армении не монолитна, она состоит из различных и часто жестко конкурирующих между собой политических и экономических групп. Когда есть сильная оппозиция, эти группы консолидируются, а когда оппозиции нет, и соответственно нет риска потери власти, они борются между собой за сегменты влияния. Как думаете, отсутствие оппозиции может стать детонатором сильных брожений внутри РПА, которые привели бы к ее расколу?
-Конкуренция между различными группами внутри партии власти существует давно. Это естественно в таких условиях. Было бы странно, если бы этого не происходило сейчас. Этот процесс будет продолжаться, но не думаю, что приведет буквальному расколу партии. Даже при существовании жесткой конкуренции нынешняя система для них более выгодна, чем ее развал. Если этот баланс сместится, развал системы произойдет. Такие конструкции могут существовать довольно долго. Они в политологии называются «системы 1955 года» — отсылка к Японии с ее Либерально-демократической партией того периода, которая существовала десятки лет. Власть при слабости оппозиции может существовать довольно долго. Другое дело, что у нас слаба не только оппозиция, хромает легитимность всей политической системы. Ситуация в Японии была чрезвычайно похожа на армянскую с ее олигархами, но при легитимности партийной системы. В Мексике система существовала при низкой легитимности, поэтому ее работа часто срывалась. Посмотрим, как будет в Армении.
Если у общества нет каналов для трансформации социально-политической энергии, если они ликвидированы, тогда будут возникать постоянные бурления. Они могут проявляться самим различным образом — от всевозможных митингов и блокирования проспектов до стрельбы. В разных странах это бывало по-разному. Чтобы это бурление вводить в какие-то рамки, нужно либо периодически выпускать пар, либо добиваться долгого, существенного экономического роста, или же создавать партии, которые смогли бы канализировать это недовольство. В противном случае люди все время будут искать механизмы влиять на политиков боковыми ударами — приостановками реформ, выходами на улицы, блокированием проспектов, голодовками — вплоть до стрельбы. Умная власть должна была не то чтобы способствовать развалу оппозиции, а соломку подстелить. Однако в Армении решили пойти по другому пути.
Беседовал Аршалуйс Мгдесян
